Было у Царя шестеро детей — три сына, три дочери. Сыновья молодец к молодцу, дочери красавицы, одна другой краше. Состарился царь, пришла пора ему умирать. Созвал он своих сыновей и сказал:
читать дальше
— Вырастил я вас храбрыми и сильными. Живите как знаете, я за вас не боюсь. А вот дочерей моих хотел я сам отдать замуж, да не успел. Вы ещё молоды, выбрать им мужей не сумеете, так послушайте моё отцовское слово: выдайте сестёр за того, кто первый посватается. Что им суждено, то и будет!
Тут старый царь закрыл глаза и вздохнул в последний раз. С честью похоронили царя, и в первую же ночь вот что случилось.
Затрясся дворец от стука и грома, сами собой растворились двери, и раздался чей-то голос:
— Сватаю вашу старшую сестру! Беру её в жёны!
— Покажись сначала, — сказал старший брат.
— Не можем мы отдать сестру неведомо за кого, — сказал средний.
А младший брат ничего не сказал. Взял старшую сестру за руку и с поклоном подвёл к порогу.
Будто вихрь прошумел в ночи, будто буря пронеслась, и вот уже нет на пороге красавицы.
Три дня прошло, две ночи миновало. А на третью ночь загремел гром, заблистали молнии, сами собой двери распахнулись.
— Среднюю вашу сестру хочу назвать женой, — сказал чей-то голос.
— Да ты кто такой?! — закричал старший брат.
— Куда нашу сестру уведёшь? — спросил средний. А младший говорит:
— Что вы, братья! Или позабыли отцов наказ?
Взял сестру за руку, к порогу подвёл.
— Будь счастлива! — сказал.
Умолк гром, и молнии больше не сверкают. А средняя сестра исчезла, будто не бывало.
— Ну, уж младшую-то мы не отдадим! — толкуют меж собой старшие царевичи.
Да вышло не так, как они решили. И за этой сестрой явился неведомо кто, неведомо откуда. В ту ночь крепко заснули старшие братья, и бури не слышали, и молнии их не разбудили. Утром просыпаются, зовут сестру, а младший царевич говорит:
— Ушла наша любимица, унёс её жених, что к ней после полуночи посватался.
— Как же ты её отпустил?! — закричали старшие царевичи. — Пойдём хоть след её поищем — может, узнаем, в какую сторону унёс её тот неведомый.
Выбежали они из дворца, увидели поваленный вековой дуб, а больше ничего не нашли — ни следа, ни знака.
Заскучали братья без сестёр-красавиц. Тихо во дворце, не услышишь весёлого девичьего смеха, песенки звонкой… Поскучали, поскучали старшие царевичи и женились.
— Женись и ты, — говорят младшему брату.
Тот отвечает:
— Молод я жениться. Мне ещё охота по свету побродить, другие края повидать. А может, и сестёр где повстречаю.
Решил он быстро, собрался ещё быстрее. Меч к поясу привесил, сумку с едой через плечо перекинул, попрощался с братьями и молодыми невестками и отправился в путь.
Шёл плодородными долинами, зелёными холмами, много людей повидал, много рассказов наслушался. А однажды застала его ночь высоко в горах. Присел он у нагретого солнцем камня и задремал. Долго ли спал или недолго, а проснулся от холода — камень остыл, роса на траву пала, темно кругом, хоть глаза выколи. Только вдали, в ночной мгле, что-то мерцает. То ли звёздочка низко спустилась, то ли чей-то костёр на соседней горе пылает.
Пошёл царевич на огонёк. Подходит поближе — точно, костёр.
Горит тот Костёр в пещере, а вокруг огня сидят девять великанов-людоедов, жареное мясо едят.
Испугался царевич, однако виду не подал. Зашёл в пещеру и говорит:
— Эгей, наконец-то я друзей встретил!
— Коли мы тебе друзья, так и ты нам друг, — отвечают великаны. — Садись с нами, поужинай.
— Да я сыт, — отнекивается царевич, а сам думает: «Ну как это человечина?! Людоеды же они, по всему видно!»
— Разве так меж друзьями ведётся?! — сказал один великан.
— Никак ты нашей едой брезгуешь! — сказал второй.
— Покажи на деле, кто ты таков! — закричал третий.
Что тут скажешь?! Пришлось царевичу сесть к костру десятым. Великаны-людоеды едят мясо, похваливают, царевичу лучшие куски отрезают. А царевич, бедняга, отодвинулся в уголок, где от огня свету поменьше, угощенье ко рту подносит, сам не ест, под камень прячет.
Насытились великаны и говорят царевичу:
— Едок ты, видать, неплохой. Посмотрим, какой из тебя охотник. У нас тут место для охоты хорошее — и недалеко, и дичи много.
Смекнул царевич, какова у людоедов дичь, а отказаться нельзя, с этакими друзьями шутки плохи. Сдерут шкуру, а самого зажарят, вот и вся дружба!
— Ладно, пойдём, — сказал царевич.
Шли недолго; только через гору перевалили — и оказались под стенами престольного града.
Окованные железом ворота на запоре, зубчатые стены высокие, даже великанам не влезть. Да видно, им не впервой. Старший великан вывернул с корнями две вековые ели, приставил одну к стене так, что верхушка с зубцами сравнялась.
— Лезь, — говорит царевичу, — на стену.
Ну, царевич и влез. А великаны снизу вторую ель подают, приказывают:
— Тащи её, через стену на ту сторону перекидывай, мы по ней спустимся.
— Втащить-то пустяки, — отвечает им сверху царевич. — И перекинуть не задача. Да не хочу смолой пачкаться, руки иголками колоть.
— Эх ты, неженка, белоручка! — стыдят его великаны. — Смотри, как настоящий людоед делает.
Один полез, перекинул ель и спускаться начал. Тут царевич вытащил меч из ножен, размахнулся и отсёк голову великану.
— Первый уже там! — закричал. — Следующему черёд. Второй взобрался на стену, только принялся спускаться, да свалился вниз без головы.
Третий, четвёртый, пятый… Со всеми девятью царевич расправился. Потом спустился по ели и пошёл в город.
Идёт, смотрит — в домах все ставни на окнах наглухо закрыты, все двери заперты, только высоко в дворцовой башне окошко светится.
Ну, царевич и решил в это окошко заглянуть.
Полез на башню, за выступы цепляется, в трещины меж камнями ногу ставит. Десять раз чуть не упал, а всё-таки добрался до окошка.
Видит — на широком ложе спит девушка красоты неописанной. Чёрные волосы по подушке разметались, лицо белое, ресницы длинные на щёки полукружием тень бросают. Полюбовался девушкой царевич и собрался было вниз спускаться. Да увидел, что по стене ползёт огромный скорпион, всё ближе и ближе к изголовью… Вот-вот красавицу ужалит!
Открыл царевич окошко, спрыгнул в комнату и пригвоздил своим мечом скорпиона к стене. У девушки только ресницы дрогнули, вздохнула она, но не проснулась.
Тут царевич заклял свой меч, так сказал:
— Никому в руки не давайся! Я тебе хозяин, я тебя и вытащу.
Каким путем пришёл, таким и ушёл.
К той поре уже и рассвело. Едва ступил царевич на твёрдую землю, открылась в ограде дворцового сада калитка и вышел оттуда человек. Присмотрелся царевич: это сам король. Тут уж никак не ошибёшься: и одежда на нём золотом шитая, и корона на голове… А лицо грустное-прегрустное.
Король увидел царевича и обрадовался.
— Здравствуй, — говорит, — милый мой подданный! Видно, ты смел, что в такой ранний час на улице показался.
— Спасибо, ваше королевское величество, на добром слове. Но я не ваш подданный. Я из чужой страны, из другого царства-государства, и чего бояться надобно — не знаю.
Заплакал король в ответ.
— Беда пришла в мой город. Жизнь в нём кипела, как в муравейнике, теперь опустело всё, будто вымерло. Великаны-людоеды к нам повадились. Многих погубили. А кто уцелел, те сидят за запорами, носа на улицу не кажут.
Утешьтесь, ваше королевское величество, эта гроза миновала, эта туча прошла, — сказал царевич и повел короля к городской стене, где лежали девять великанов, девять отрубленных голов. Король так и всплеснул руками.
Слава тому, кто это сделал! Как бы мне того храбреца узнать?
И ходить далеко не надо, — отвечает царевич, — он перед вами.
Не поверил король.
— Где тебе одному справиться?! Да и меча у тебя нет.
Только сказал — бегут придворные, кричат, друг друга перебивают:
— Чудеса, ваша светлость! Преогромный скорпион чуть вашу дочь не ужалил, к самому её изголовью подобрался, а кто-то пригвоздил его мечом, и ни один человек этот меч из стены вытащить не может.
— Вот, ваше королевское величество, где мой меч, — сказал царевич.
— Ну, коли меч твой, так вытащи его. Тогда поверю, что ты людоедов убил.
Вошёл царевич в спальню королевны, а королевна увидела его, так и зарумянилась, словно утренняя зорька. Царевич протянул руку к мечу — рукоять будто сама ему на ладонь легла.
— Теперь верю, что и впрямь ты этому мечу хозяин. Двойную награду ты заслужил: город от людоедов спас и мою единственную дочь от лютой смерти уберёг. Обещался я руку королевны отдать тому, кто великанов победит, и готов моё слово выполнить. Только не хочу никого приневоливать. Спроси её сердце, спроси своё сердце… Как решите, так и будет.
— Мне драгоценней награды не надо, — сказал царевич. — И отец мой, что был мудрым царём, лучшей невесты мне бы не пожелал. Лишь бы королевна на меня ласково взглянула.
А королевна взмахнула длинными ресницами, глянула на царевича и руку ему подала.
За свадьбой дело не стало, весело и пышно её справили. Не каждый же день королевскую дочь замуж выдают!
Счастливо зажили молодые во дворце. Одно печалило царевича — сестёр не нашёл, каково им живётся, не разузнал. Да как оставишь любимую жену?!
Однажды собрался король на охоту. Позвал молодого зятя, отдал ему связку ключей и сказал:
— На эти дни оставляю тебя за себя, будь хозяином во дворце. Вот тебе все ключи, какие хочешь двери открывай, в какие хочешь кладовые заходи, только в темницу не спускайся, кованую решётку не отпирай.
Уехал король со свитой. День прошёл, и второй миновал. На третий день захотелось царевичу посмотреть, какой ключ от какой комнаты. Весь дворец обошёл, любовался драгоценными каменьями в кладовых, оружие в оружейных палатах к руке примерял… Остался у него под вечер неиспытанным один-единственный ключ, от той самой двери, что тесть-король не велел отпирать.
«Чего мне бояться, — подумал царевич, — молод я, силён и неглуп. Много чего успел на свете повидать, посмотрю и королевскую темницу».
Спустился по крутой лестнице и отпер тяжёлую чугунную дверь.
Посреди темницы — каменный столб, а к столбу прикован человек не человек, а пожалуй, человек, только видом страшен. Худой, жёлтый, иссохший, будто осенний лист. На шее железный ошейник, руки и ноги тяжёлыми цепями опутаны.
Хотел царевич опять двери запереть, но тут узник заговорил, словно ржавое железо заскрипело:
— Войди, человек!
— Незачем мне входить, — отвечает царевич. — Помочь я тебе не могу, ты не мой узник.
Если войдёшь, подарю я тебе ещё одну жизнь. Две жизни проживёшь.
«Цена немалая!» — подумал царевич и переступил порог темницы.
— Напои меня, человек — сказал узник, — ещё жизнь от меня получишь.
Смотрит царевич — из стены темницы бежит по золотому жёлобу вода в золотое корыто, рядом стоит золотой кувшин. А тому закованному до воды никак не дотянуться.
Ну, царевич наполнил кувшин и напоил узника. Вот диво! Пьёт тот и с каждым глотком словно силы набирается. Расправились плечи, костлявые руки толще стали, согнутая шея распрямилась.
— Теперь вылей на меня кувшин воды, освежи голову, — сказал узник. — И дам я тебе сверх тех двух жизней третью.
Послушался царевич, полный кувшин воды ему на голову вылил.
Вмиг спали цепи с узника, захохотал он, будто бой колокола под сводами раздался.
— Вот спасибо тебе, — прогремел. — Только знай, глупец, Баш-Челик за добро всегда злом платит. Такой у меня обычай, я его не менял и менять не буду. А твоя жена мне давно приглянулась, так уж не обессудь, теперь она не твоя, а моя.
Тут одним пальцем он сломал решётку в окне и вылетел вон. Испугался царевич не за себя, а за молодую жену и побежал в её покои. Да поздно, нет нигде королевны.
— Что я натворил! — воскликнул царевич и горько заплакал.
Вдруг слышит — трубят охотничьи рога, собаки лают. Это вернулся с охоты его тесть. Царевич бросился навстречу, пал ему в ноги и во всём повинился.
— Пойду искать свою жену, твою дочь, — сказал. — Куда бы ни унёс её злодей, найду её, вырву из его лап.
Покачал головой король и заговорил:
— Раньше надо было меня слушаться! Не победить тебе Баш-Челика. Дочери у меня не стало, и ты пропадёшь. Я стар, кому оставлю королевство?!
— Без моей любимой жены мне никакое королевство не нужно. Не удерживай меня! — ответил царевич.
Вывел из конюшни вороного коня, взял свой меч и тронулся в путь, на восход солнца коня повернул.
Ехал, ехал и заехал в горы. Теснятся уступами скалы, глухо кругом — верно, нога человека сюда не ступала.
И вдруг услышал царевич вороний грай. Посмотрел вверх и увидел на высоком утёсе каменный замок.
«Зайду, расспрошу, — подумал царевич. — Может, там знают, где Баш-Челика искать».
Оставил коня, чтоб пасся на чахлой траве, и поднялся на утёс.
Нёс он с собой тяжкое горе, а встретил радость. Выбежала из замка его старшая сестра, обнимает, целует, ведёт в сводчатые палаты.
Только усадила за стол — послышался свист крыльев, шум ветра. Испугалась, побледнела сестра.
— Ох, милый брат, это мой муж, царь воронов, домой возвращается. Со мной он добрый и ласковый, а вот как тебя встретит — неведомо. Давай я тебя пока спрячу.
Увела царевича в дальнюю комнату, сама к мужу вышла. Ворон вороном порог переступил, человечий облик принял. Сделался статным красавцем в плаще из чёрных вороньих перьев.
— Эй, жёнушка, пахнет тут людским духом, — сказал.
— Не знаю, муж мой любимый, верно, ты по свету летал, сам набрался людского духа и сюда принёс.
Подала она мужу обед, потчует и спрашивает:
— Скажи, что бы ты сделал, если бы мои братья сюда в гости пришли, меня навестили?
— Старшему и среднему глаза бы выклевал, младшего бы рядом с собой посадил.
— Ну, так сажай нежданного гостя, — сказала воронова жена и вывела брата.
Попировали на радостях, потом царевич рассказал, куда и зачем путь держит. Нахмурился, опечалился царь воронов.
— Твой враг — мой враг. Только не совладать ни тебе, ни мне с Баш-Челиком. Бился я с ним день и ночь, ему не поддался и победы не одержал. Лучше возвращайся домой, я тебе золота и серебра дам.
— Нет, — сказал царевич, — или голову сложу, или вырву из его лап милую жену.
— Тогда возьми моё перо, — говорит царь воронов. — Если совсем плохо придётся, дунь на перо и скажи: «Гори ясным пламенем, синим огнём!» Прилечу к тебе на помощь и войско приведу — семь тысяч воронов.
— Спасибо тебе, — сказал царевич.
Поцеловал сестру, обнял царя воронов и отправился дальше.
Еще глуше места пошли, вершины выше, ущелья темнее. И вот над двумя уступами увидел царевич — высится замок с квадратными башнями. Повернул коня, подъехал к тому замку, а навстречу ему средняя сестра выбежала.
Что тут радости было! Узнал царевич, что взял её в жёны царь соколов, что хорошо ей живётся.
Скоро и сам царь соколов домой вернулся. Сестра брата спрятала, принялась мужа спрашивать, где летал, что видал.
— Летал высоко, смотрел далеко. Видел всадника на ко не, что к нашему замку подъехал. Не таи, жена, говори, кто таков.
— Если бы братья мои пожаловали, что бы ты сделал?
— Старшего и среднего с утёса бы столкнул, младшего рядом с собой бы посадил.
Привела сестра брата, за стол усадила. Смотрит царевич — хорош муж у старшей сестры, а этот ещё лучше. Взгляд соколиный, плащ из сокольих перьев с широких плеч до полу спадает.
За пиром, за беседой всё царевич рассказал.
— Ох, не простое ты дело затеял! — сказал царь соколов. — И я с Баш-Челиком бился, двое суток сражался, а победы не добыл. Будто заколдованный этот Баш-Челик. Возьми лучше из моих кладовых драгоценных каменьев, сколько конь твой снесёт, и возвращайся домой.
Но царевич на своём стоит. Погостевал и распрощался по-доброму с сестрой и её мужем. Снова в путь пустился. За поясом у него теперь два пера — одно вороново, другое соколово.
Едет царевич и думает:
«Двух сестёр повидал — значит, и третью не миную!»
Поднялся на горный перевал. Тучи далеко понизу ходят, над головой небо ясное. Тут и увидел орлиный замок, где жила его младшая любимая сестра.
Она его издали с крепостной башни приметила. Вместе с мужем, царём орлов, встречать вышла.
Пожил, попировал у них царевич и прощаться начал. Царь орлов его удерживает:
— Знаю, знаю я Баш-Челика. Живёт он в глубоком ущелье. Как спустишься с перевала, так и начнутся его владения. Сам я силой с ним мерялся, да не берёт его ни меч, ни стрела, ни крепкий клюв, ни острый коготь, будто и нет на него смерти. Верно, спрятана она где-то, и пока той тайны не вызнаешь, не победить его. Лучше оставайся с нами.
А сестра-красавица обхватила его белыми руками, обнимает, не пускает.
Но царевич своё твердит:
— Сам я злодея выпустил, а он жену мою унёс. Моя вина — мой и ответ.
— Ну что ж! — сказал царь орлов. — Задуманное исполняй. Вот возьми моё перо — что с ним делать, сам знаешь.
Оседлал царевич своего вороного и поехал. Раньше всё в гору поднимался, теперь его путь вниз лежит, каменными осыпями, узкими проходами.
Вдруг споткнулся его конь, остановился. Глядит царевич — над ним скалистые стены поднимаются, перед ним глубокая пещера.
«Конь споткнулся — не будет удачи!» — подумал царевич. А всё-таки спешился и вошёл в пещеру. Тесный ход миновал и очутился в подземном дворце. Сияют стены самоцветами, хрустальные колонны высокие своды подпирают. А перед очагом сидит красавица, его дорогая жена, льёт горькие слёзы, руки ломает. Как увидела царевича, ещё горше зарыдала.
— Муж мой милый, зачем сюда пришёл?! Страшен и лют Баш-Челик. Меня не спасёшь и сам погибнешь.
— Если сделаешь всё, как я велю, не страшен нам Баш-Челик. Против женской хитрости и мужской силы и Баш-Челик не устоит. Разведай, где его смерть спрятана, где его погибель таится.
Высохли слёзы у королевны, спрятала она мужа, поджидает Баш-Челика.
Недолго и ждала. Скоро он домой пожаловал. Накормила она его, напоила; положила голову его себе на колени, гладит по волосам, приговаривает:
— Господин и повелитель мой, много у тебя силы, но врагов ещё больше. Как бы они тебя не одолели.
— Не бойся. В мече моя сила, а никто ещё из рук его не выбивал.
Взяла королевна меч и поцеловала. Засмеялся Баш-Челик:
— Неправду я сказал. Сила моя в копье, в бою я его крепко держу.
Королевна отстегнула шёлковый узорчатый поясок и обвила им копьё.
— Вижу, вижу, дорогая, что любишь ты меня. Никому не открывал я свою тайну, тебе одной открою. Того поразить можно, кто свою жизнь и смерть при себе носит. А моя смерть хитро спрятана. На вершине горы, что над нами вздымается, есть нора, а в норе — лисица, в сердце лисицы — утка, в утке — хорёк, а в том хорьке — моя смерть.
Царевич в потайном углу всё слышал, всё запоминал. Под конец не смог удержаться, ахнул от радости.
Тут Баш-Челик вскочил, королевну оттолкнул и закричал страшным голосом:
— С тобой, изменница, я после расправлюсь! А сейчас этим глупцом займусь. Выходи на бой, царевич! Раньше, чем ты до моей смерти доберёшься, я тебя, как комара, прихлопну.
Вышли они из пещеры, обнажили мечи. Сталь о сталь звенит, искры летят. То один наступает, то другой, ни один верх взять не может. Наконец изловчился Баш-Челик и выбил из рук меч у царевича, а свой ему в грудь вонзил.
Упал царевич на землю, чует — последние минуты приходят. Баш-Челик ему говорит:
— Одну жизнь из тех, что тебе подарил, я у тебя отнял. Две ещё остались. Вставай, дальше бейся!
Поднялся царевич, за копьё схватился. Теперь оба копьями бьются, один другого поразить старается. Царевич ударит — стальной наконечник будто от камня отскочит. Баш-Челик копьём царевича достанет — у того алая кровь из ран струится. Обессилел царевич, упал. А голос Баш-Челика над ним гремит:
— Вот и вторая дарёная жизнь кончилась.
— Зато третья осталась! — крикнул царевич и бросился на Баш-Челика.
Меч в стороне лежит — не достать, копьё сломано, но есть ещё сила в руках. Схватились врукопашную.
Сжимают друг друга в лютых объятиях так, что кости трещат. Гнут к земле, снова распрямляются. Долго бились, времени счёт потеряли. Начал слабеть царевич, иссякла его мощь. Схватил Баш-Челик его за горло, под себя подмял.
— Эх, — говорит, — жаль, что не могу тебя прикончить. Третью дарёную жизнь у тебя отнимаю, теперь береги ту, что от матери при рождении получил. Вставай, опять будем биться!
Не сразу царевич сумел подняться. Потом встал, шатаясь, выхватил из-за пояса три заветных пера и прошептал:
— Горите ясным огнём, синим пламенем!
Вспыхнули перья, как царевич приказал. А Баш-Челик это увидел и взревел так, что эхо раскатилось по горам, лавины с вершин сорвались, горные потоки вспенились. Налетел он на царевича, размахнулся мечом и разрубил его пополам.
В этот миг потемнел ясный день, солнце тремя чёрными тучами закрылось. Это три обещанных крылатых войска летят на помощь. Да поздно! Лежит царевич бездыханный. Королевна из подземного дворца выбежала, рыдает-причитает, мужа оплакивает.
А Баш-Челик? Баш-Челик, увидев несметную силу, что на него войной идёт, так подумал:
«Убить не убьют, да и я их не одолею. Лучше спрячусь в пещеру, скалой вход привалю. Там они меня не достанут».
И кинулся в пещеру. Да так спешил, что прекрасную королевну позабыл с собой унести.
Отделились от пернатых туч царь воронов, царь соколов да орлиный царь. Увидели мёртвого царевича, заклекотали горестно. Тут королевна сказала им:
— Братья мои названые, отомстите за моего мужа. Пусть сгинет Баш-Челик, чтобы духу его злого на земле не осталось!
И поведала им Баш-Челикову тайну, что от него самого вызнала.
— Отомстим! — поклялись зятья в один голос. Крылатому воинству своему велели выход из пещеры стеречь, а сами поднялись вровень с самыми высокими вершинами. Осмотрел всё кругом ворон — никого, ничего не увидел.
Тогда взвился сокол ещё выше, повис на широких крыльях посредине между небом и землёй и зорким глазом всё вокруг окинул. Да ничего, никого не увидел.
Тут взмахнул орёл могучими крыльями, взлетел к самому солнцу и оттуда на землю посмотрел. Сразу приметил на вершине горы лисицу, что меж кустов притаилась. Сложил крылья и пал камнем вниз. Острыми когтями схватил он лисицу и вырвал из её груди сердце. А из сердца лисы шестикрылая утка вылетела, низко над землёй понеслась. Да сокол её мигом настиг и растерзал. Упала шестикрылая утка, выскочил из её груди хорёк и хотел было в норку юркнуть, да не успел. Ворон на него кинулся, расклевал крепким клювом.
Где чёрная кровь хорька пролилась, пробился родник с прозрачной водой.
— Вот, братья, тайна тайн Баш-Челика, — сказал мудрый ворон. — Это живая вода, которую Баш-Челик от всех скрывал.
Все три царя птиц набрали в клювы воды и вернулись к пещере. Омыли той водой царевича, и вскочил он на ноги ещё сильнее и красивей, чем прежде.
— Где ты, Баш-Челик? — закричал он. — Выходи, будем биться!
Зашевелилась скала, что вход в пещеру запирала, отвалилась и с грохотом рухнула вниз. А из пещеры выполз умирающий Баш-Челик. Забился в злых корчах. Свился, ровно змея, и издох.
На радостях пировали у орлиного царя, потом у царя соколов, потом у царя воронов. А самый весёлый пир задал король, когда царевич вернулся сам и любимую его дочь с собой привёз.
На том пиру и братья царевича со своими жёнами гостевали, доблесть младшего брата славили.