Был в королевстве большой праздник. Вырос у короля с королевой единственный сын. Как положено, в день совершеннолетия подрезали ему кудри, что раньше ниже пояса спускались. Зажгли множество свечей во дворце, а в саду цветные фонарики.читать дальше
Король с королевой да гости постарше в зале пируют. А кто помоложе — в саду веселятся. И королевич с ними, любуется, как девушки на лужайке коло — хоровод — водят и песни поют. Юноши один другого красивей. А королевич краше всех. Девушки с него глаз не сводят, юноши завидуют.
К полуночи разъехались гости. Слуги фонарики в саду потушили, в залах свечи задули. Тихо во дворце, темно. Все спят. Одному королевичу не спится. Вышел он в сад погулять. А ночь лунная, светлая. Узорная тень листвы на земле лежит. И увидел королевич на лужайке, где гости недавно хоровод водили, маленькую вилу-волшебницу в белом платье с золотым шитьем. Свищет, заливается певчая птица на ветке, и под её песни маленькая вила танцует.
Королевич нагнулся, протянул руку, и вила ему на ладонь ступила.
— Почему же ты на мой праздник не пришла?
— Меня не пригласили, а сама не осмелилась, — ответила вила. — Да и что мне делать, такой маленькой, на большом празднике? Меня в траве никто бы и не заметил.
— Зато я теперь тебя заметил, — сказал королевич и погладил её длинные волосы кончиком мизинца.
Даже при лунном свете было видно, как вспыхнули румянцем нежные щёчки вилы. Спрыгнула она с ладони королевича и бросилась бежать. Королевич хотел её остановить, но она выскользнула из-под его пальцев и пропала. Только её крошечная рукавичка и досталась королевичу.
Весь остаток ночи он вилу во сне видел, весь наступивший день лишь о ней думал. А как взошла луна, опять принесли его ноги на лужайку.
Вышла ему навстречу вила, улыбнулась ласково.
Королевич говорит:
— Я тебе твою рукавичку принёс. Дай я сам её на руку надену.
Протянула вила ему руку. Что за диво — не налезает рукавичка.
— Кажется, я чуточку выросла, — сказала вила. — Придётся новые рукавички шить.
— Так подари мне эту на память, — попросил королевич. — Я её у сердца носить буду.
— Бери, — шепнула вила и на глазах у королевича ещё немножко подросла.
Так и повелось. Королевич день мается, вечера ждёт. Ночью спешит на лужайку. Смотрит на свою вилу — не налюбуется, слушает её речи — не наслушается.
А вила всё растёт да растёт. Доросла до пояса королевичу, потом до плеча. Уже королевич с ней рука об руку по саду гуляет.
На седьмую ночь вила сказала:
— Луна на убыль пошла. Теперь, пока новый месяц на небе не народится, не увидимся мы с тобой.
— Милая моя, — отвечает королевич, — не могу я с тобой расстаться. Изойду тоской, разорвётся мое сердце. Хочу, чтобы ты всегда была со мной не тайной подругой при луне, а женой перед всем светом.
— А так ли ты меня любишь, как говоришь? Если стану твоей женой, хватит ли твоей любви, чтоб во всю жизнь мне верным остаться, на другую не взглянуть, той, другой, не улыбнуться?
Не одну клятву, а без числа клятв дал королевич. И тогда вила согласилась выйти за него замуж. Проговорили они до утра, а утром пошли вместе во дворец, рассказали всё королю и королеве, и те дали им своё благословение.
Скоро сыграли пышную свадьбу, и все гости дивились на невиданную красу невесты.
Семь лет прожил королевич со своей женой-вилой в счастье и согласии. Только на неё он глядел, только ей улыбался. Ни спору, ни размолвки меж ними не бывало.
А через семь лет умер старый король. И на печальных его похоронах вот что случилось. Стоят все вокруг гроба, хор погребальные песни поёт, мужчины молча слезу утирают, женщины в голос плачут. Лишь одна красавица с рыжими волосами не плачет, не причитает. Смотрит в упор на королевича чёрными, как ночь, глазами, с его лица взора не сводит.
Любил и чтил королевич короля, своего отца, и горько было у него на душе, а всё же заметил он красавицу. Сам на неё нет-нет да взглянет.
Вот стали расходиться с похорон. Рыжеволосая красавица, будто невзначай, прошла мимо королевича и улыбнулась ему. И королевич в ответ ей улыбнулся.
Тут вскрикнула жена его вила, что рядом шла. Вскрикнула и споткнулась.
— Что с тобой? — королевич спрашивает.
— Платье мне длинно сделалось, — отвечает вила, — запуталась я в нём.
Не приметил королевич, что жена его меньше ростом стала. Не на неё глаза его смотрели.
Вила ни слова не говорит, упрёка её уста не вымолвят, только отпустила она мужнину руку, всё меньше и меньше становится.
А как вступили в дворцовый сад и дошли до той лужайки, где когда-то королевич ей в верности клялся, исчезла вила. То ли в густой траве затерялась, то ли убежала, то ли под корнями, дерева спряталась.
А королевич её и искать не стал.
— Что ж, — сказал, — одну потерял, зато другую нашёл.
Сделался он королём и женился на той рыжеволосой. Только счастлив с ней не был.
Улыбались её румяные уста всё реже и реже, глаза, тёмные, как ненастная ночь, неласково глядели. Думала она не о муже, а об утехах да нарядах. И тут угодить ей никто не мог: то ей не так и это не этак! И королевство ей тесно, и камни в короне малы, и платье не пышно, и поклоны придворных не низки!..
Вот однажды возвращался с войны через их королевство соседний могущественный царь. Возвращался он с победой, везли в его обозах богатую добычу — золото, меха, гнали табуны коней и стада тучного скота. Остановилось войско на ночёвку, и задал царь превеликий пир. На том пиру королева только с соседним царём и танцевала, только ему и улыбалась.
А когда утром отправился царь со своим войском восвояси, пустилась с ним в путь и рыжеволосая красавица. Бросила своего мужа, с тем царём уехала.
Остался наш король один и затосковал. Но не по злой королеве он тоскует, а по своей первой любви, маленькой виле, кроткой да ласковой. Вспоминает её тихий голос, нежные руки, простые песенки. Каждую лунную ночь ходит на лужайку, плачет и зовёт её. Повторяет старые клятвы, обещает любовь и верность. Но не откликается маленькая вила. Порушенное слово второй раз силы не имеет.
Состарился король раньше времени, голова поседела, морщинами лицо покрылось, а всё ищет, всё ждёт свою маленькую вилу.
Только маленькая вила так и не вернулась. Никогда её больше никто не видел.

В Истрии, в бедном селении, что ютилось на скалистых берегах у самого моря, жил мальчик-сирота. Своего хозяйства у него не было, отец с матерью не оставили ему, умирая, ничего, кроме маленькой лачуги. Пропадать бы парнишке от голода, да пристроился он пасти коров, коз и овец всего селения.читать дальше Не велико было стадо, так ведь и силёнок у мальчонки немного, он и с этим-то стадом еле-еле управлялся.
Вот однажды погнал он скотину на горную лужайку, где трава погуще да посочней. Смотрит — спят на самом солнцепёке три девушки. Все три — красавицы, друг на дружку похожи — и не различишь. Лица белые, будто первый снег, что на вершине горы выпал, на щеках румянец, словно облачко на ранней зорьке, длинные золотистые волосы по плечам, по траве разметались. Одежды то ли из паутины лесной, то ли из тумана ночного сотканы. Вилы то были, волшебницы вилы, что живут в горах, и в лесах, и в реках, и в тучах. Да пастушонок никогда раньше вил не видел, думал — девушки это простые, что прилегли, усталые, отдохнуть на траве и уснули. Вот и говорит он сам себе:
— Ведь обожжёт солнце их лица, напечёт голову.
Отошёл к краю лужайки, где росли высокие липы, наломал кудрявых веток и воткнул их в землю над головами девушек, укрыл их тенью от жаркого солнца.
Спят вилы, а мальчонка пасёт своё стадо, приглядывает, чтобы коровы не разбрелись, чтобы козы высоко в скалы не забрались.
Перевалило солнце за полдень, тут и проснулись вилы. Увидели ветки над головой, стали друг у друга спрашивать:
— Не ты ли, сестрица, ветки воткнула? Хорошо в тени было спать.
Каждая отвечает:
— Не я это сделала.
— Смотрите, — сказала одна, — вон пастушонок стадо пасёт. Не он ли о нас позаботился? Побежим, его спросим.
Побежали вилы к пастушонку, белые их ноги травы не касаются, на бегу развеваются волосы, что слепят глаза, будто солнечные лучи. Зажмурился мальчонка, в кусты спрятался.
Со смехом его вилы из куста вытащили, тормошат и спрашивают:
— Ты ветки наломал?
Оробел пастушонок, лишь головой кивнул.
Пошептались вилы, и одна дала пастушонку мешочек с золотыми цехинами, а он не то что золотых, а и медных монет отроду не видел.
— Спасибо, девушки, только что делать с этими жёлтыми кружочками? — говорит. — Мне игрушки ни к чему.
Засмеялись звонко вилы и опять зашептались.
— Ну, так слушай, — говорят. — Как погонишь своё стадо домой, что бы за собой ни услышал, не оглядывайся, пока до селения не дойдёшь. Что бы потом ни увидел — всё твоё.
Сказали так и исчезли, будто растаяли, как снежинка на ладони тает. Тут понял мальчик, что не простые это девушки, а вилы-волшебницы. Под вечер погнал он стадо домой. Идёт, не оглядывается, как вилы велели. Вот с горы спустились, к морю вышли. Гонит он стадо берегом. Вдруг зазвенел за его спиной колокольчик, потом другой, потом третий, ещё и ещё. Такой звон-перезвон по берегу пошёл… Не выдержал пастушонок, оглянулся.
Видит — из моря одна за другой овцы выходят, козы, коровы и к стаду пристают. У каждой коровы колокольчик на шее привязан, позванивает. Только вот как оглянулся, ни одна больше из волн не вышла. Да не беда! И без того скотинки много.
Вернулся пастушонок в родное селение. Стал по дворам скотину загонять: у кого две овцы — пять возвращаются, у кого одна корова — три в хлев бредут. Всех сельчан наделил, и самому немало досталось.
Вот и запомни — вилы всё могут. Как ты к ним, так и они к тебе!

Жил-был когда-то давно один пан, очень богатый. Но что проку с богатства?читать дальше
Не было у него детей, а значит, и счастья не было. Был пан уже немолод, и надежд у него почти не осталось. Вот пошел он однажды к ведунье - узнать свою судьбу, а та сказала ему: «Будет у тебя сын, только если не хочешь потерять его, не позволяй мальчику до двенадцати лет касаться ногой земли. Иначе случится большое горе». Вскоре жена сказала пану, что у них будет ребенок. Понял он, что не лгала ведунья.
И вот родился мальчик, пригожий, как день ясный. Отец нанял сразу девять нянек, чтобы те по очереди приглядывали за младенцем. Строгий наказ дал нянькам пан: «Сын мой не должен касаться земли!»
Няньки приказ пана честно выполняли. Уж несколько дней оставалось ему до двенадцати лет, а его все время то в серебряной колыбели качали, то на руках носили.
Пан, радуясь, что страшное предсказание не сбылось, а срок почти прошел, начал уже к праздничному пиру готовиться. И вдруг услышал он крики и плач. Вбежал в комнату сына - и обомлел: мальчика в комнате не было!
Оказалось, что молодая нянька, чья очередь была мальчика на руках носить, загляделась из окна на пригожего купца, а чтоб удобнее было в окно выглядывать, опустила ребенка на пол. Повернулась она обратно - и мальчика нет как нет! Хотел было пан наказать девушку - да что толку...
Горевал пан ужасно. Во все стороны слуг посылал - сына искать. Награды сулил, золото раздавал как сор. А мальчик будто в воду канул.
Несколько лет прошло... И вот однажды доложили пану, что в одной из комнат его дома каждую полночь какой-то странный шум раздается. Пошел и сам пан послушать. И слышит, будто плачет кто-то, горько жалуется, только слов не разобрать. Не решился старый пан зайти в комнату, а сердце у него дрогнуло: вдруг это сын его пропавший?
И тогда пан посулил триста монет в награду тому, кто решится провести ночь в той комнате. Поначалу немало смельчаков приходило к пану. Говорили они, что готовы с любым чудовищем сразиться. Но как только приближалась полночь, от храбрости их ничего не оставалось. Так и не смог старый пан разгадать эту тайну.
Неподалеку от панского двора жила с тремя дочерьми бедная мельничиха. И вот слухи о задаче, какую задает пан, дошли и до их маленького домика. Старшая дочь мельничихи сказала матери:
- Матушка, отпусти меня к пану! Покараулю одну ночь, может быть, что-нибудь и узнаю. Ведь триста монет для нас - целое богатство!
Не очень понравилась матери эта затея, но все же разрешила она дочке пойти к пану.
Пришла девушка к старому пану. Сказала, что согласна пробыть ночь в комнате. Только попросила, чтобы дали ей на ночь немного снеди, да дров, да свечку восковую. Пан тотчас приказал, чтобы слуги принесли ей все.
Взяла тогда девушка все необходимое, свечку зажгла и пошла в комнату, где должна была провести ночь. Развела она огонь в печи, стала варить ужин, стол накрывать, постель стелить. Пока всеми этими делами занималась - время и прошло. А тут и полночь пробило.
И вдруг в комнате раздался странный шум. Испугалась девушка, во все углы заглянула - никого. Совсем она оробела, но шум смолк, а перед девушкой как из-под земли появился пригожий юноша. Улыбнулся ей и спрашивает:
- Для кого же ты это готовишь, красавица?
- Для себя, - ответила ему девушка.
Опечалился юноша, но чуть погодя еще спросил:
- А стол ты для кого накрыла?
- Для себя! - все так же отвечает девушка.
Еще больше опечалился пригожий юноша от такого ответа, голову печально опустил.
- А постель ты кому постелила? – спрашивает.
- Себе! - опять ответила мельничихина дочка.
Тут показались слезы на глазах юноши, заплакал он горько и исчез.
Наутро девушка рассказала пану все, что она ночью видела и слышала. Но об одном промолчала: о том, что ответы ее расстроили молодого красавца. Пан так обрадовался, что хоть что-то узнал, с радостью заплатил ей триста монет.
На следующую ночь караулить отправилась средняя сестра, а старшая научила ее, что делать и как отвечать. И та сделала все, как ее учили. Как и сестра, получила девушка триста монет.
На третий день сказала младшая дочь, Богданка:
- Не попытать ли и мне счастья, матушка? Коли сестрам так повезло, может, и ко мне судьба будет благосклонна?
Ну что ж, делать нечего. Вздохнула мать и разрешила пойти и ей.
Придя в дом пана, Богданка, как и сестры, взяла с собой еды, свечку и пошла в комнату. Прибралась там, огонь в печи развела, ужин вариться поставила. Потом стол накрыла, постель постелила. За делами и не заметила, как часы пробили полночь. Вдруг перед ней как из-под земли вырос пригожий юноша. Красив он был как день ясный, только лицо - печальное, грустное. Юноша спросил Богданку приветливо:
- Для кого же ты это готовишь, красавица?
Вспомнила Богданка, как сестры ее учили, но уж так красив и печален был юноша, что ответила она по-другому:
- Для себя… но если ты голоден, то и для тебя.
Прояснилось лицо юноши.
- А стол ты для кого накрыла, милая?
- Для себя… Но если и ты за стол хочешь сесть, то и для тебя.
Улыбнулся гость, по душе ему пришелся ответ Богданки.
- А постель ты кому постелила? - спросил он напоследок.
- Себе… но если ты захочешь спать, то и тебе.
Тут обрадовался юноша, захлопал в ладоши и говорит:
- Ах, как славно, что все это ты и для меня приготовила! Скоро мы с тобой сядем за стол, только чуть погоди. Я еще должен проститься с друзьями, которые помогали мне все это время.
И тут как будто ветерок повеял в комнате, а прямо посреди зала в полу появилась лестница, ведущая куда-то вниз. Юноша стал спускаться по ней. А Богданка так испугалась, что он исчезнет, и так интересно ей стало, куда он направился, что она незаметно взяла его за полу кафтана и спустилась за ним следом. И попала в незнакомое чудесное место. Вокруг деревья шумят, речка бежит, цветы на лугу цветут. Все как на земле, да только все - из чистого золота!
Юноша быстро пошел вперед, а за ним Богданка еле успевает. Гладит юноша кору деревьев, до цветов ласково до-трагивается, шепчет им что-то.
Из леса навстречу ему птицы вылетели, на плечи сели, песни поют, кружатся. Юноша с ними разговаривает, по перышкам их гладит.
А Богданка тем временем отломила золотую веточку с дерева - на память об этом чудесном месте, да и чтобы сестры поверили, когда она обо всех чудесах, что с ней приключились, рассказывать будет.
Потом дальше пошли они. И пришли к другому лесу. Богданка оглянулась - и обомлела, такая красота вокруг! Деревья ветвями машут, озерцо блестит, трава под ветром колышется. Да только все это - из чистого серебра!
Из серебряного леса к юноше множесто зверей вышло - и все вокруг него столпились. Олени рога склоняют, зайцы на радостях скачут, волки поближе подходят, чтоб их погладили. Всем юноша приветливое слово сказал, каждого погладил и приласкал.
А Богданка снова веточку с дерева сорвала и в карман положила.
Простившись со всеми, юноша пошел обратно, а за ним потихоньку шла Богданка. Вот они у лестницы, по которой спускались в это чудесное место. Богданка снова схватилась за полу кафтана и вместе с юношей поднялась в комнату. Тут же пол за ними сомкнулся.
Юноша обратился к Богданке, которая успела сесть за стол и сидела как ни в чем не бывало, будто здесь его и ждала все время.
- Вот я и попрощался с моими друзьями. Теперь можно и за стол сесть, - сказал он, и Богданка стала доставать из печи кушанья.
Сели они за стол, начали разговаривать, смеяться, шутить. И таким любезным оказался юноша, что не заметила Богданка, как пролетело время, вот уже и заря за окнами занялась...Пропавший мальчик
А старый пан тем временем в нетерпении ходил по дому. Стал он уже бояться, что с девушкой случилось что-то плохое, и решил пойти посмотреть, что же творится в той комнате. Открыл дверь пан - и обомлел: за столом рядом с дочкой мельничихи сидит его сын, звонко смеется.
Обнял пан своего найденного сына, Богданку поблагодарил. А сын его тут же объявил, что полюбилась ему Богданка - его спасительница и хочет он немедля свадьбу сыграть.
Пан на радостях стал созывать соседей на пир, а Богданка вынула из кармана веточки и показала их своему жениху. Взял их юноша и говорит:
- Вот славно! Из этих двух веточек пусть станут для нас два замка - золотой и серебряный.
Взял веточки и бросил в окно. И в ту же минуту появились два чудесных замка, в которых и жили до самой смерти Богданка со своим мужем.

Нe в деревне и не в городе, а в большом селении в долине среди гор жила вдова. С той поры, как умер муж, нужда да горе у её порога стояли, но она их в дом не пускала. Нужду работой отгоняла, а единственная дочка горе скрашивала.читать дальше Росла-подрастала дочь и с каждым годом хорошела. И выросла в такую красавицу, что взор не отвести. Станом стройная, коса до пояса, брови дугой, глаза, будто небо, синие. Всем хороша девушка, да только горда очень. С подружками не знается, на крестьянских парней глядеть не хочет. Весь день, с утра до вечера, о нарядах думает, в зеркальце глядится. А вдова трудится, во всём ей потакает. Вот однажды подала ей мать на ужин кружку парного молока да ломоть свежего душистого хлеба. Дочь кружку отодвинула, хлеб отшвырнула.
— Надоел мне хлеб, — сказала, — век бы его не видать. В городе одни крендели и коврижки едят. Несчастная я! Всего-то у меня три платья. Ни перстенька, ни убора, чтобы волосы украсить…
И принялась плакать. Глядя на неё и вдова заплакала.
— Что делать, доченька, не богаты мы! Да не в богатствеи счастье. Мы с твоим отцом, моим дорогим мужем, бедно жили, зато в любви и согласии. Потому и хлеб нам был слаще сладкого.
Вот легли они спать. А вдове не спится. Приподнялась она на локте, видит при лунном свете, как дочка во сне улыбнулась. Спокойней стало её сердце, она тоже уснула.
Утром спрашивает:
— Что тебе снилось, доченька? Чему ты ночью улыбнулась?
— Снилось мне, — отвечает дочь, — что приехал меня сватать жених в медной карете, подарил перстенёк с камнями, что горели, как звёздочки на небе. Надела я перстенёк и пошла по улице. Все только на меня и смотрели, моим перстеньком любовались.
— К чему бы такой сон? — подивилась мать и пошла хлопотать по хозяйству.
А дочка села у окна с зеркальцем в руке.
Вот в полдень подъехала ко двору крестьянская телега. Лошади сытые, телега новая, и парень сидит на ней молодец молодцом — румяный, плечистый. Приехал он сватать красавицу, дочь вдовы.
Вдова обрадовалась, очень ей жених понравился. Видно, добрый, работящий парень. Но дочка на него и не поглядела, так сказала:
— Если б даже ты приехал в медной карете, если б даже подарил перстенёк с камешками, что горят, как звёздочки на небе, и тогда не пошла бы за тебя.
Огорчился крестьянский сын, хлестнул своих коней и уехал. Мать опечалилась, укорила дочку:
— Что ж ты такому хорошему парню отказала?! Он не бедных родителей сын, знаю я их семью. У них дом исправный, земля урожайная, хлеба всегда вдосталь.
— Ах, матушка, для того ли расцвела моя краса, чтобы в тяжкой крестьянской работе увянуть.
Ничего не ответила мать, головой покачала.
День прошёл. Дочка рано спать легла. Мать ещё долго за шитьём сидела — новое платье своей любимице шила. А когда наконец спать ложилась, увидела, как дивно усмехается дочь во сне.
«Верно, опять моей голубке что-то радостное привиделось!» — подумала.
И правда! Чуть дочка утром глаза раскрыла, принялась рассказывать:
— Мне сегодня, мама, сон снился лучше вчерашнего. Будто приехал меня сватать жених в серебряной карете и подарил серебряный убор на волосы, что мерцал, словно лунный свет. Надела я тот убор, и все на улице на меня смотрели, все завидовали.
— Это, доченька, я ставню неплотно прикрыла, месяц на тебя ярко светил.
Идёт день своим чередом. Едва солнце за полдень перевалило, подкатила к дому коляска. Девушка подбежала к окну, поглядела и отвернулась.
А в дверь вошли сваты из города, с ними молодой купеческий сын. Старушка мать захлопотала, обрадовалась, угощать гостей собралась.
Только сваты рот открыли, чтобы всё, как положено, сказать, жениха повеличать, невесту расхвалить, девушка повернулась к купеческому сыну, сама заговорила:
— Если б даже ты приехал в серебряной карете, если б даже подарил мне серебряный убор на волосы, что мерцает, как лунный свет, я и тогда не стала бы твоей женой.
Обиделся купеческий сын, и сваты обиделись. Сели в коляску и уехали.
Уж как вдова свою дочь любила, лелеяла, а тут не удержалась, побранила:
— Слишком ты горда, дочка, слишком переборчива. А ведь купеческий сын и красив, и богат. В город бы тебя увёз, наряжал… Чего тебе ещё надо?
— Надо мне сама не знаю чего, — отвечает дочь. — Подожду ещё, дождусь своего часа.
— Я тебя не тороплю, — говорит мать. — Хочу только, чтобы ты своё счастье не пропустила. Да ещё хочу, чтобы ты с людьми поприветливей была.
На третью ночь проснулась вдова от того, что дочь во сне засмеялась. Звонко так, будто колокольчик прозвенел. Утром дочь рассказывает:
— Послушай, мама, какой мне сон приснился. Приехал за мной жених в золотой карете, подарил золотое платье, что сияло, как солнечный луч. Я то платье надела, по улице пошла, а оно всем глаза слепит, кто ни глянет — зажмурится и отвернётся.
— Не к добру тебе такой сон приснился, — говорит мать. — С чего бы это людям от твоей красы отворачиваться.
— К добру, мама, к добру, — смеётся дочь. — Вот увидишь, кто меня сегодня сватать приедет.
— Никто не приедет, — сказала мать. — Двух женихов ты прогнала, остальные сами не захотят обидный отказ слушать.
А ведь вышло не так, как мать боялась, а так, как дочка говорила.
Ровно в полдень стук раздался на улице, гром, звон. Въехали во двор три кареты. Первая карета медная, везут её две тёмно-гнедые лошади. Вторая карета серебряная, и впряжены в неё четыре, лошади серебристо-серого цвета. Третья карета золотая, восемь коней золотистой масти с золочёными копытами грызут удила, постромки рвут.
Из медной кареты выскочили мальчики-пажи в красных штанах, в зелёных камзольчиках, в зелёных шапочках. Подбежали они к серебряной карете, с поклоном открыли дверцы. Вышли оттуда придворные господа в шляпах с перьями, в серых длинных кафтанах. Направились придворные к золотой карете, низко кланяясь, распахнули дверцы. Тут сошёл на землю такой красавец, какого не только в селе, айв городе, пожалуй, не видали. Одежда на нём из чистого золота, пряжки на башмаках алмазами изукрашены.
Глянула на него дочь, схватила мать за руку.
— Смотри, мама, смотри! Это он три раза ко мне во сне приезжал. Наконец я своего жениха дождалась!
А красавец тот, и правда, приехал свататься.
Девушка радуется, а у матери на сердце тяжело. Красив жених, и богат, и знатен. Да неведомо, откуда прибыл, куда милую дочку увезёт. И ещё приметила мать, что взгляд у жениха теплом не светится, горят глаза не живым блеском, а сверкают, как самоцветные камни.
Девушка выбежала в сад, нарвала букет поярче, поднесла жениху в знак согласия. А жених подарил ей перстенёк с камешками, горевшими, словно звёздочки в небе, серебряный убор в волосы, мерцающий, как лунный свет, и золотое платье.
Взяла невеста подарки, пошла в другую комнату переодеваться. Мать жениху говорит:
— У меня дочка единственная, дитя взлелеянное. Будешь ли её любить, жалеть? Не будешь ли строг с ней?
Жених отвечает:
— Полюбил я твою дочь за гордый нрав и холодное сердце. Чего она хочет, то в моём царстве и получит.
— А далеко ли твоё царство?
— Далеко не далеко, а попасть туда трудно.
— Значит, нельзя будет мне дочку проведать?
— Нельзя. Но если она пожелает, стану отпускать её раз в году на три дня.
Вот вышла невеста в золотом платье, серебряный убор в волосах, перстенёк на пальце самоцветами переливается. Знала мать, что дочь красавица, не раз ею любовалась, а тут и совсем глаз не отвести.
Жених взял невесту за руку и повёл к золотой карете.
Люди выбежали, глазеют на диковинную свадьбу. А невеста хоть бы раз на односельчан взглянула, хоть бы раз напоследок улыбнулась!
Вот расселись все по каретам, хлестнул кучер золотистых коней, рванули они с места, понеслись. За ними серебристо-серые кони, а за теми тёмно-гнедые.
Мать долго стояла на пороге, смотрела, как пыль под колёсами завивается. Разрывается её сердце надвое, чует, что больше им с дочкой не свидеться.
Сельчане по домам расходятся, меж собой толкуют:
— Неладно сделала невеста. Не соблюла старинный обычай — с подружками на девичнике не попрощалась, не поклонилась соседям, матери перед разлукой в ноги не пала.
А три кареты всё мчатся. Поля миновали, леса миновали, в горы въехали.
Думает-гадает молодая, куда же везёт её муж, но спросить не смеет.
Уже, уже сдвигаются горы, выше становятся. Очутились они в ущелье, таком тесном, что кареты еле проходят. Вот и конец ущелью, упирается оно в тупик. Да нет, не в тупик — зияет перед ними вход в пещеру, словно пасть каменного дракона. Кони, не замедляя бега, так и влетели туда.
Только въехали, сотряслась земля, гул позади них раздался — это сошла с гор лавина, завалила вход в пещеру. Разом стало темно, хоть глаз выколи. Испугалась молодая, прижалась к мужу, защиты ищет. Он её успокаивает:
— Не бойся, жена, всё так, как быть должно. Скоро дома будем.
И правда, посветлело впереди. Выехали они из пещеры снова в горы. По уступам гор лес растёт. И горы диковинные, и лес диковинный. Присмотрелась молодая — всё кругом оловянное. Скалы из олова, на дубах да осинах ветки и листья из олова, на елях и соснах кора оловянная, хвоя оловянная. Высунулась в окошко молодая, посмотрела вверх — и небо над ней оловянное, тусклым светом светится. Всё будто во сне застыло, не шелохнётся, да и откуда под землёй ветру взяться?!
Расступились наконец оловянные горы. Широкая долина перед ними. Всё заблестело кругом. Трава там из зелёного камня, цветы самоцветные, из голубого камня небо над головой. А посреди долины стоит золотой дворец с серебряными окнами.
— Вот мы и домой приехали, дорогая моя жена, — сказал муж. — Всё, что видела, что ещё увидишь — моё, а теперь и твоим будет.
Улыбнулась ему молодая. Вошли они во дворец, всё кругом сверкает, от драгоценных камней без светильников светло. Сбежались тут слуги — маленькие человечки в красных штанах, в зеленых камзольчиках, в красных колпачках. Поклонились и спрашивают:
— Повелитель камней и руд, не прикажешь ли на стол накрывать?
Махнул тот рукой. Засуетились слуги. Мигом накрыли стол, уставили его всякими кушаньями.
Молодая попробовала, чуть беленький зуб не сломала — все кушанья каменные, ни одно не разгрызёшь. А муж ест и жену угощает: этого отведай, того попробуй!
Жена ему говорит:
— Ах, дорогой муж, не хочу я ничего. Мне бы хлеба кусочек.
Хлопнул повелитель камней и руд в ладони. Принесли горные человечки на медном блюде медный хлебец.
Молодая жена только головой покачала. Бросились со всех ног слуги, принесли на серебряном блюде серебряный хлебец, а потом и золотой на золотом блюде.
Жена к мужу повернулась.
— Не нужен мне ни медный, ни серебряный, ни золотой хлеб, вели подать ломоть простого хлеба.
Муж отвечает:
— А ведь ты не любила простого хлеба и глядеть на него не хотела. Рад бы тебе угодить, да нет в моём царстве того, чего ты просишь.
Так и встала молодая из-за стола, не съев ни крошечки.
Идёт время в подземном царстве, а день от ночи не отличишь. Только песочные часы срок отмеряют — когда светлый песок течёт, день на земле, чёрный песок бежит — там, значит, тёмная ночь сейчас.
Муж с молодой женой приветлив, сурового слова никогда не скажет. И она его любит. А тоска чем дальше, тем сильнее ей гложет сердце.
— Что не весела, дорогая моя жена? — спрашивает муж.
Она отвечает:
— Скучаю я по солнечному свету, по лунному сиянию, по чёрной земле…
Нахмурился муж.
— А я-то, когда тебя сватал, думал, что всё тебе тут понравится. Но не горюй, скоро минет год, выйдешь ты на три дня, на три ночи из подземного царства на солнечный свет.
Обрадовалась жена.
— Первым делом я с матерью повидаюсь, — сказала.
Тут муж ещё больше нахмурился.
— Боялся я тебя огорчить, утаил правду. Я твоей матери богатые подарки послал, да некому их было взять. Умерла твоя матушка, недолго и прожила после нашей свадьбы.
Всплеснула руками жена, горько заплакала.
Ходит молодая женщина в глубокой печали по подземному царству. Не радуют её ни богатые уборы, ни самоцветные каменья. Только на песочные часы она и смотрит. А в часах то светлый песок струится, то чёрный пересыпается.
Вот настал назначенный срок, вышла красавица из горы. А кругом ранняя весна. Солнце ласково светит, птицы в высоком небе летают.
Упала она на чёрную землю, целует её — из земли зелёная трава пробивается. Гладит она голые ветки на деревьях — раскрываются почки, клейкие листочки разворачиваются. Смотрит радостными глазами — цветы расцветают.
А увидела людей — бросилась, обняла, об одном просит:
— Дайте кусочек хлеба!
Удивляются люди — не нищенка, не убогая эта женщина, молода и красива, и платье на ней богатое, а милостыню просит. Удивляются, но подают.
Три дня и три ночи пробыла на воле жена повелителя камней и руд. В лесу ночь коротала, смотрела, как на заре птицы гнёзда вьют, зверюшки из нор выходят. Солнце ли, ветер ли, дождь — всё ей сердце радует.
За три дня всё кругом расцвело, зазеленело. Тут и срок её кончился. Подошла она к горе, расступились скалы, впустили её и замкнулись.
С той поры так и говорят люди, когда весна силу набирает:
— Это вышла из подземного царства жена повелителя камней и руд. Когда-то не знала она цены тёплому хлебу и ясному солнцу. Теперь знает, и так она, бедная, белому свету рада, что всё ей навстречу расцветает.

Пошел бедняк в лес по дрова. В кармане у него был кусок хлеба, ничего больше в избе не нашлось. Работа у него была тяжелая, вот он и не заметил, что по лесу шатается черт из пекла. А черт не придумал ничего лучше, чем украсть у бедняка кусок хлеба. Вот украл он и помчался что было сил в пекло, чтобы похвастаться, какую штуку отколол. Только король всех чертей Люцифер вместо похвалы принялся его честить:читать дальше

«И не стыдно тебе у бедняка последний кусок красть? В наказание за это будешь ему служить!»
Черт плюнул со злости, но что ему оставалось делать? Оборотился он в деревенского парня и пошел наниматься к бедняку в батраки.
«Этого еще не хватало, — удивился бедняк. — Я и сам себя не могу прокормить, зачем мне батрак? Иди, ищи другого хозяина!»
Но черт все не отставал, говорил, что за свою работу ничего не требует, что если бедняк возьмет его в батраки, то потом не пожалеет.
«Ладно, — сказал бедняк. — Собирайся в лес по дрова, чтобы нам зимой было чем топить».
«Ну, хозяин, эта работа не по мне. Если я начну дрова рубить, скоро весь лес поляжет. А куда нам столько дров?»
«Тогда иди поле пахать», — сказал бедняк.
«Это тоже, хозяин, работа не по мне. Как начну я пахать все кругом перепашу, куда не кинешь взгляд. Куда нам такое большое поле?»
«Так что мне с тобой делать?»
Чёрт и говорит:
«Знаешь, хозяин, найду-ка я себе работу сам».
«Как хочешь», — пожал плечами бедняк.
Черт отправился в замок к самому графу и спрашивает:
«Не надобно ли вам, граф, ловкого работника?»
«Как не надо, работы хватает. Вон три стога пшеницы стоят. Надо бы их обмолотить». — сказал граф.
«Я вам их до утра обмолочу, — говорит черт. — А дадите мне за это столько, сколько я на спине унесу».
«Дам, — засмеялся граф. — Только коли не смолотишь, ничего не получишь».
Что потом делалось в риге, никто и не знает. Только к утру вся пшеница была обмолочена, зерно в мешки собрано, солома в стог сметана. Граф очень удивился, а потом и говорит:
«Ну а теперь бери столько, сколько на спине унесешь». — Думал он, что черт унесет на спине два-три мешка от силы.
А черт поплевал на ладони и забросил на спину все мешки с пшеницей, всю скотину, хлев, конюшни, словом, все графское хозяйство. И побежал со всем этим к бедняку.
Бедняк своим глазам не поверил, когда черт поставил перед ним все графское хозяйство. Только графа там не хватало. Стал тогда бедняк графом.
А потом и говорит черт новоявленному графу:
«Не изволите ли вспомнить, господин граф, как однажды в лесу, когда еще вы бедняком были, пропал у вас из кармана кусок хлеба?»
«Как не помнить».
«Так вот за этот кусок хлеба и получили вы от меня графское хозяйство. А теперь мы квиты», — сказал черт.
Бедняк почесал в затылке:
«Так значит ты черт из пекла! Что же ты мне сразу не сказал, ох и задал бы я тебе работу!»
«Ни один человек еще не придумал такую работу, с которой бы мне не справиться, — засмеялся черт. — Выдумывайте сколько хотите, я все равно в два счета все сделаю».
«Ладно, дам я тебе две задачи. Слушай внимательно! Принеси мне вот на этот луг всё вино, которое по всему свету делают. Вот тебе и первая задача».
Черт и глазом не моргнул, исчез и через секунду уже складывал на лугу полно бочек, бочонков, бутылей и всюду в них было вино со всего света.
«Правда ли, что ты принес мне всё вино, которое было?» — спросил граф черта.
«Ясное дело», — ответил черт.
«Ну, ладно. А теперь принеси мне еще одну бутылку вина!»
Черт озадачился, поскреб в затылке. Откуда же теперь взять бутылку вина, раз весь оно вот здесь на лугу лежит? Плюнул он со злости, исчез и никогда больше не появлялся.

Жил-поживал бедный человек с женой и с сыном. Дружно жили, да бедно. Каждый кусок хлеба тяжким трудом добывался, а сколько за тот кусок пролито пота — и солить не надо.
Вот однажды пошёл тот человек в лес за хворостом. А лес-то высоко на горе растёт: пока добрая вязанка наберётся, ноги о камни обобьёшь, спину наломаешь. Ну, наконец насобирал человек хворосту, сколько унести мог, и в обратный путь пустился.читать дальше
Идёт мимо скалы, а из пещеры под скалой навстречу ему дракон выползает. Зубы прямые да острые, как кинжалы, из пасти торчат, когти кривые, словно турецкие ятаганы.
— Человек, а человек, — говорит дракон, — подойди поближе. Я тебя съем.
— Что ж, — отвечает тот, — чем так жить, как я живу, лучше разом со всем покончить. Ешь, коли охота.
— А как же ты живёшь, что меня не испугался? — удивился дракон.
— Как живу?! С утра до ночи маюсь. И ночью от забот покоя не знаю. Изработался весь, одни жилы и кости.
— Да ты, пожалуй, невкусный. Я бы лучше молочка попил, только где его возьмешь? — вздохнул дракон.
— Молока? Хочешь, я тебе завтра принесу? У меня корова есть.
У дракона глаза так и заблестели. Заулыбался по-своему, по-драконьи, зубищи оскалил:
— Принеси, добрый человек. Да смотри не обмани. А я тебе задаток дам.
Повернул голову на длинной шее, сунул её в пещеру и вынес в пасти самоцветный камень. Так и переливается самоцвет, то синим, то зелёным, а в глубине красный огонёк мерцает.
— Слышал я, что люди эти камешки любят, — сказал дракон. — А у меня их много. Только ты про это никому не говори.
— Не скажу, — обещал человек.
Вскинул вязанку хвороста на плечи и пошёл прямо к златокузнецу. Хорошую цену дал за камень златокузнец. Человек хлеба купил, мяса и обновки жене да сыну справил.
С тех пор хорошо они зажили. Носит человек молоко к пещере под скалой, а дракон ему за то самоцветы дарит. Человек уже и деньжонок прикопил. И задумал пуститься в дальнюю дорогу, поклониться святым местам.
— Что ж, — говорит жена, — поезжай. Только давай сперва сына женим. Мне без тебя с хозяйством управиться трудно, невестка помощницей будет.
Спрашивает парня отец, есть ли у него девушка на примете.
— Есть, — отвечает сын. — Полюбилась мне хозяйская дочь из села за перевалом.
— Так надо вызнать, какого она роду-племени, какова мать, да бабка, да тётки. Гляди, сынок, как бы не вползла в дом злая змея да всех не перекусала.
— Что ты, отец, я не на бабках, не на тётках женюсь, нет мне дела до них.
Покачал отец головой.
— Какое род-племя, — говорит, — такое и семя.
А сын своё:
— Красивая она — значит, добрая.
Только вздохнул отец.
— Ох, молод ты ещё, мало на веку повидал. Пойдём-ка со мной, я тебе кой-чего покажу.
Привёл отец сына к речной заводи.
— Зачерпни воды шапкой, — велит.
Зачерпнул сын, а в шапке невзрачная чёрная змейка, вьётся. Сын с перепугу чуть шапку не выронил, закричал:
— Тьфу, какая гадость!
А отец говорит:
— Не бойся, сынок, это водяная змейка. Хоть и некрасивая, да вреда никому не делает. Доброго она роду. — Взял её в руки и обратно в воду пустил. — Теперь пойдём в горы, другое увидишь.
Пробираются меж камней и скал, глядят — по песку змейка ползёт. На ту, водяную, совсем не похожа. Спинка вся серая, как пеплом присыпанная, а по пеплу узорами чёрными изукрашена, будто искусный мастер чернью по серебру те узоры вывел.
Сын руку протянул, чтобы взять её. Отец крикнул:
— Не тронь! Самая страшная то из змей — песчаная змея. Пепеляшкой её прозывают. Злого роду она. И мать её и бабка того же роду-племени. Так вот, сынок, смекай сам, к чему я тебе всё это показал-рассказал. Жениться-то недолго, а с женой жить весь век.
Сын в ответ:
— Слышать ничего не хочу, зря меня за собой таскаешь! Люблю девушку из села за перевалом, другой не надобно!
Ну, что делать, сосватали сыну ту, что хотел, и свадьбу сыграли.
Только отпировали, отец, как задумал, отправился в дальний путь. Перед отъездом всё рассказал жене про дракона.
— Теперь ты за меня остаёшься. Носи дракону молоко, да смотри, он парное любит.
Мать раным-ранёшенько вставала, пока сын и невестка спят. А как те проснутся, она уже дома, по хозяйству хлопочет.
Таилась, таилась, да не укрылась от глаз невестки. Всё та высмотрела, выследила. До самого драконьего логова свекровь свою, крадучись, проводила, всю тайну выведала и принялась точить мужа:
— Ты в доме не хозяин. И я не хозяйка. Зачем ты на мне женился? Знала бы, не пошла за тебя. Каждый грош из рук матери получаешь. Всякое её слово слушаешь. Вот спроси-ка у неё, куда она по утрам ходит, кому молоко носит.
Стал сын у матери выспрашивать. Мать отвечает:
— Не могу тайну открыть, я отцу поклялась. Открою — ни кому добра не будет.
А молодая жена своё нашёптывает:
— Будь мужчиной! Будь в доме хозяином!
Сын опять к матери. Она его уговаривает:
— Нельзя, сынок, если скажу, замучает меня совесть. Заболею я.
— Что за беда! Заболеешь, моя жена за тобой ухаживать будет.
— Ах, мой сын, раньше ты добрый был. Уж не подучивает ли тебя кто? Ну, коли ты меня не жалеешь, скажу тебе правду.
Показала она сыну дорогу к пещере, а сама с того дня слегла. Теперь дракону молоко сын носит, сын и самоцветы получает. А молодой жене всё мало.
— По капельке озеро в другое место не перенесёшь. Что этот дракон по одному камешку даёт! У самого-то, верно, полная пещера самоцветов. Убить его надо, тогда мы и вправду разбогатеем.
Каждую ночь жена мужа точит. Наконец решился он.
Сделал палицу с железным наконечником, прокрался к драконову логову, затаился и ждёт. Вылез дракон на солнышке погреться, тут-то молодой муж и ударил его что было силы по голове.
От того удара, кажется, камень бы разлетелся. Да у дракона голова крепкая, как железо. Ничего ему не сделалось, только шишка вскочила.
Рассердился дракон, обиделся.
— Я бы тебя мигом проглотил! Да жалко твоего отца с матерью. Добрые они люди.
Плюнул парню под ноги и уполз в пещеру.
А у парня ноги свело. Еле домой добрался и тоже слёг.
— Этого ещё не хватало! Двое калек на мою голову! — говорит жена.
Злая ходит по дому. С утра до ночи больных бранит, воды мужу не подаст.
Совсем захирели мать с сыном. Зайдёт кто-нибудь из соседей, глянет, головой покачает — недолго, видно, ещё проживут.
Той порой из дальних странствий отец вернулся. Оставил в доме счастье и довольство, застал горе да беду.
Начал расспрашивать, жена и сын всё ему без утайки рассказали.
Тяжело вздохнул отец, налил в ведро молока и пошёл к дракону.
Трижды его кликал — не выползает дракон из пещеры. Сел отец на камень и горько заплакал. Тут и показалась из-под скалы драконья голова.
— Ох, перестань! — сказал дракон. — Не могу видеть, как из человечьих глаз солёная вода капает. Ведь сами меня обидели. До сих пор шишка на голове болит, что твой сын набил.
— Прости, забудь зло, — взмолился отец. — Не сам он до злодейства додумался. Жена его подучила.
— Чем злую жену слушаться, лучше совсем не жениться, — сказал дракон. — Вот как я — живу себе один, молоко попиваю… Да, а молочко принёс?
— Принёс, принёс!
Выпил дракон молоко и говорит:
— Так и быть, помогу тебе. Пусть твоя невестка уколет палец и каплей крови напоит мужа. Яд злого её сердца переборет мой яд. Тотчас же вскочит молодец на ноги. И жена твоя на радостях выздоровеет.
Пришёл отец домой, просит невестку, чтоб она себе палец уколола, капли крови мужу не пожалела.
— Много недоброго ты своей волей натворила, — говорит ей. — Своей волей всё и исправить можешь.
— Вот ещё! — невестка отвечает. — Не хочу его больного, не хочу его и здорового. Пускай сгинет, пускай ваш род переведётся!
Тут больной сын отозвался:
— Будь по-твоему! Если капельки крови для меня жалеешь, дай хоть кусочек хлеба, в рот мне его положи.
И отец о том же просит невестку. И мать просит.
— Ладно, — отвечает невестка, — хлеб ваш, мне не жалко. Отломила корочку, сунула в рот мужу. А тот, не будь дураком, прикусил ей палец, и капелька крови попала ему на язык.
Разом вскочил он на ноги, будто и не хворал никогда. Смотрит, а жены-то и нет. Только по полу извивается змея с узорной спинкой, вся серая, словно пеплом присыпана. Переползла через порог и скрылась в кустах.
— Вот диво! — сказал отец сыну. — Я-то тебе притчу рассказывал, а она явью обернулась. Жёнка-то твоя и вправду песчаной змеёй, пепеляшкой, оказалась.
Так эта сказка и кончилась. А другая началась, когда парень опять себе невесту присмотрел. Всё повыспросил, всё разузнал — какого она роду-племени, что за мать, что за бабка у неё да каковы тётки. Взял жену добрую, кроткую.
Хорошо они жили, с драконом дружбу водили.
И вы можете не хуже жить. Только, как встретите в горах дракона, помните, что он молочко любит.

Давным-давно это было, ещё когда у кедра, ели и сосны иголки каждую осень желтели и к зиме опадали.
Пошёл в те времена один человек на охоту. Далеко зашёл. В этих краях никто из охотников никогда не бывал. Увидел он болото. Большое болото, никакому зверю через него не перебежать, никакой птице не перелететь.читать дальше
Охотник подумал: «Интересно, а что там, за болотом?» Так ему это узнать захотелось, что разбежался он и перепрыгнул болото.
Смотрит - такая же там земля, такая же трава, такие же деревья.
«Незачем было и прыгать!» - подумал охотник и вдруг от удивления рот разинул. Стоят на полянке осёдланные зайцы. А из-под земли, из норок, выходят люди, только совсем маленькие, не выше зайца. Охотник их спрашивает:
- Вы кто?
- Мы вечные люди, - говорят человечки. - Умываемся живой водой, никогда не умираем. А ты кто?
- Я - охотник.
Самый старый человечек, с белыми волосами, вышел вперед и сказал:
- Неизвестно откуда появился в нашей стране большой страшный зверь. Не поможешь ли нашей беде?
- Отчего не помочь? - ответил охотник и пошёл искать большого зверя.
Пошёл охотник большого страшного зверя искать, вдруг видит - след куницы. Как, думает, такую добычу упустить!
Выследил охотник куницу, убил, дальше ищет. Всю страну вечных людей исходил, ни одного большого зверя не увидел.
Вернулся к человечкам и говорит:
- Не нашёл вашего большого зверя.
А человечки увидели куницу и закричали:
- Он это! Он и есть! Лапы толстые, когти острые! А самый старый человечек сказал:
- Спасибо тебе, охотник. Жди нас в гости, привезём мы вам живой воды.
Охотник опять болото перепрыгнул, в свою долину вернулся. Стали ждать гостей, вечных человечков, а те всё не едут и не едут.
Зима наступила. Как-то отправились женщины в лес за хворостом. Вдруг видят: скачут зайцы, много зайцев. Пригляделись женщины - на каждом зайце маленький человечек сидит, в руках кувшинчик держит. Стало женщинам весело, принялись они смеяться.
Обиделись вечные люди. Все разом выплеснули воду из кувшинчиков на землю и повернули назад.
Так и не получили люди живой воды. Досталась она сосне, кедру да ели. Вот они и стоят круглый год зелёные. Никогда их хвоя не умирает.

В теплых заливах у берегов Кампучии водятся летающие рыбы. Как же это рыбы стали летать? Послушай-ка старую сказку.читать дальше
Давным-давно жили на берегу залива два бедных брата-рыбака с женами. У старшего жена была умная и трудолюбивая, а у младшего - глупая да ленивая. Сказала однажды старшему брату его жена:
- Трудимся мы много, а живем бедно. Говорят, в море полно жемчуга. Давай вычерпаем из моря всю воду и наберем жемчужин. Вмиг разбогатеем!
Муж согласился. Наутро они взяли два больших ковша из кокосового ореха, пошли к морю и стали вычерпывать воду из залива. С восхода до заката работали. Вдруг вылез из воды старый краб и спрашивает:
- Вы зачем это вычерпываете воду в нашем заливе?
- Да вот хотим осушить море и собрать со дна все жемчужины, - ответили муж с женою и снова принялись за работу.
А краб нырнул в воду, опустился на дно и поведал обо всем морскому царю - дракону. Выплыл дракон из глубины, увидал, как работают люди, испугался. Коли вычерпают муж с женою всю воду в заливе, то и до океана доберутся. А без воды погибнет его царство! И сказал дракон подданным:
- Живо опускайтесь на дно и принесите наверх по жемчужине!
Принялись сновать морские жители - рыбы, медузы, улитки, крабы. Каждый опустился на дно и вернулся к берегу с крупной жемчужиной. Наполнили муж с женой кокосовые ковши жемчугом и пошли домой.
Узнала жена младшего брата про удачу родственников и говорит мужу:
- Давай и мы припугнем морского дракона - он и нам даст гору жемчуга!
Пошли они к морю, стали черпать воду чашками из тыквы-горлянки. Раз черпнули, другой... Надоело. Ленивая
жена отшвырнула чашку и говорит:
- Работай-ка, муженек, сам а я отдохну!
Муж рассердился:
- Вот еще! Сама начала - сама и доделывай!
Заспорили они, закричали, а потом жена вцепилась мужу в волосы, а он ее начал водой обливать. Шум, гам стоит! Услыхали это морские жители, из воды высунулись, а кто и на берег выполз. Смотрят, хохочут. Крупные рыбы смеются, хвостами по воде бьют. А маленьким плохо видно. Стали они из воды выскакивать, чтобы на мужа с женою поглядеть.
Тут вылез из моря сам дракон. Видит, как жена таскает мужа за волосы, а он ее чашкой по голове колотит. Захохотал тут морской дракон. От хохота его всколыхнулось море, зашатался берег.
Испугались муж с женою, кинулись с берега домой. Жемчуга не добыли, так и остались ни с чем.
А любопытные маленькие рыбки долго еще выскакивали из воды да смотрели, не дерутся ли муж с женою. И часто даже из южных морей сюда приплывали: все охота им узнать, что на берегу делается.
Оттого и вылетают эти рыбки из морской волны. И зовут их летающими.

Как-то раз во время отлива отправилась цапля на коралловый риф, да оступилась — нога и застряла в трещине. А тут прилив! Стала вода подниматься и скоро поднялась по самую цаплину шею.читать дальше
Видит цапля, плывет мимо акула. Она и просит:
— Спаси меня!
— Погоди немного, — ответила акула и уплыла прочь.
Видит цапля, плывет мимо тунец. Снова просит:
— Спаси меня!
— Погоди немного, — ответил тунец и тоже уплыл прочь.
Затем неподалеку от цапли показалась треска. Но и она не захотела выручить птицу из беды.
Тут плывет мимо черепаха.
— Сестрица! — позвала ее цапля. — Помоги мне! Боюсь, вода скоро еще выше поднимется!
Расколола черепаха коралл, в котором застряла нога цапли, и птица легко взлетела в воздух.
— Ты спасла мне жизнь! — крикнула она черепахе. — Глядишь, и я тебе когда-нибудь пригожусь.
Вскоре жители селения Хагелонга пошли ловить рыбу. Они спустили в воду сеть, закрепили ее углы на подпорках и стали ждать.
Сначала в сеть заплыла акула.
— Попалась! Тащи сеть! — закричали одни, а другие им возразили:
— Нет, не этот улов нам нужен!
Потом в сеть заплыла треска.
— Попалась! Тащи сеть! — опять закричали некоторые, но другие сказали:
— Нет, не этот улов нам нужен!

Много рыб перебывало в сетях, но рыбаки опять и опять выпускали их в море.
Наконец в сеть заплыла черепаха.
— Вот кто нам нужен! — обрадовались рыбаки и, счастливые, принялись вытаскивать ее на берег.
Рыбаки связали черепаху и, положив ее на песок, соорудили вокруг ограду.
Вождь селения сказал:
— Завтра приготовим дров, наберем листьев, накопаем ямса и изжарим черепаху.
Утром одни люди отправились за дровами, другие — за листьями, третьи пошли выкапывать ямс, а двух мальчиков оставили сторожить черепаху.
Вдруг прилетает цапля и говорит мальчикам:
— Хотите, я станцую для вас?
— Конечно, — обрадовались дети, — нам очень хочется посмотреть, как ты танцуешь.
Они принесли цапле всякие украшения из собачьих и дельфиньих зубов. Цапля надела их на шею и начала танцевать. Пританцовывая, она потихоньку приближалась все ближе и ближе к ограде, за которой лежала связанная черепаха.
Увидела черепаха цаплю и говорит:
— Сестрица! Меня хотят убить!
— Я помогу тебе, — ответила цапля. — Ведь и ты меня спасла когда-то.
Повернулась цапля к мальчикам, принялась танцевать еще веселее и вдруг запела:
— Керембаебае! Керембаебае! Развяжи-ка ноги!
(А черепаха в это время развязывала ноги!)
— Керембаебае! Керембаебае! Просунь голову через ограду!
(А черепаха в это время просовывала голову через ограду!)
— Керембаебае! Керембаебае! Вылезай! Вылезай! Теперь вся вылезай!
(А черепаха в это время уже вылезла на волю!)
— Керембаебае! Ползи к берегу! Керембаебае! Ныряй в воду! Керембаебае! Уплывай в глубину!
Так черепаха была спасена.
Вернулись люди на берег, подошли к ограде, а черепахи-то и нет!
— Кто же мог ее утащить? — удивились они. И спрашивают мальчиков: — Здесь кто-нибудь был?
— Никого, кроме цапли, — ответили мальчики.
— Она танцевала для нас. А как исчезла черепаха, мы и не заметили.
Огорчились люди. А когда внимательно осмотрели песок и увидели следы черепахи, тянущиеся к берегу, поняли:
— Никто ее не крал. Черепахе удалось спастись. Она в море ушла.

В давние времена жил-был в Фаннете со своей матерью парень по имени Джэми Фрил, единственная опора бедной вдовы.читать дальше
Средь соседей слыл Джэми самым заботливым сыном во все времена. Но только жили от них поблизости ещё и другие соседи, только видывать их он не видывал, и редкому смертному они открывались, разве что перед Майским Днём да в канун Дня Всех Святых.
Говаривали, что местом обитания этого весёлого народца был старый полуразвалившийся замок, что находился в четверти мили от хижины Джэми. Каждый раз в канун Дня Всех Святых окна древнего замка загорались огнями, и прохожие подмечали, что внутри замка снуют маленькие фигурки и слышатся звуки волынок и флейт.
Частенько посматривал издалека Джэми, как пляшут в окнах маленькие тени, слушал чарующую музыку и думал: что же там у них творится внутри? Вот как-то в канун Дня Всех Святых встаёт Джэми, берет свою шапку да и говорит своей матери:
– Пойду-ка я, матушка, в замок, попытаю счастья.
– Что ты! – всполошилась мать.– Не будь таким безрассудным и отчаянным! Ведь погубят они тебя, что ж тогда со мною станется?
– Не бойся, матушка, ничего они мне не сделают. Так просто меня не возьмёшь.
Вот пошёл он, пересёк картофельное поле, тут уж и замок видать: из окон льётся свет, и от того света бурая, ещё не облетевшая с яблонь-дичков листва так и горит золотом.
Постоял Джэми в роще, примыкавшей к старому замку, прислушиваясь к шумному веселью эльфов, к их смеху и пению, и с новой решимостью зашагал вперёд.
Видит – за окном множество человечков, самый крупный из них ростом не выше ребёнка-пятилетки, выплясывают под аккомпанемент флейт и скрипок, бражничают да пируют,
– Милости просим, Джэми Фрил! Милости просим, Джэми! – встречает честное общество нового героя.
– Просим! Просим! – точно эхом прокатилось по залу.
Время летело незаметно, и Джэми веселился от души. Как вдруг говорят ему хозяева:
– Нынче ночью мы полетим в Дублин выкрасть одну юную леди. Не хочешь ли с нами, Джэми Фрил?
– Конечно, хочу! – воскликнул сгоряча парень, так ему не терпелось поучаствовать в приключении. У крыльца их поджидали кони.
Вскочил в седло Джэми Фрил, и взмыла его кобылица под облака. Вот он вместе с эльфами пролетает над материнским домиком, но мчатся они всё вперёд и вперёд, летят над крутыми горами и пологими холмами, чуть ли не всю Ирландию облетели они, пока наконец не добрались до Дублина. Прибытием своим эльфы почтили не какую-нибудь развалюху, а один из прелестнейших домиков на Стивене Грин.
Приземлились эльфы под окошком. Глядит в окошко Джэми Фрил, а там в постели средь роскошных подушек спит красавица. Подхватили её эльфы и потащили с собой, а взамен неё в постельку палку бросили, которая тотчас приняла облик девушки. Посадили юную леди перед одним из всадников и помчались; тот провёз её немного, передал другому, и так всю дорогу.
Вот уж и родной дом недалеко. Тогда Джэми и говорит:
– Вы уж каждый по очереди юную леди везли. Дайте и мне её провезти хоть чуть-чуть!
– Конечно, Джэми! – с готовностью отвечают эльфы. – Верно! Теперь твой черёд, бери её!

Прижав к себе драгоценную ношу, ринулся Джэми вниз и прямёхонько к материнским дверям. И тоже – скок вниз к дверям.
А Джэми крепко держит, хоть и не поймёшь уже что, потому как маленький народец во что только юную леди не превращал – то в руках у Джэми оказывалась чёрная собака, лает и куснуть норовит; то ярко светящийся железный прут, слава Богу, что не раскалённый; то вдруг тюк шерсти. Но всё же не отпускает свою ношу Джэми. Ну, эльфы, ничего не добившись, повернули было на попятный, как вдруг один из них, махонький такой, меньше всех, как заверещит:
– Что ж, Джэми Фрил, сумел ты у нас её отнять, да только проку никакого тебе от неё не будет, потому как напущу я на неё глухоту и немоту!
Сказал и будто что на девицу накинул.
Вот удалились эльфы не солоно хлебавши, а Джэми Фрил отодвинул щеколду да и входит в дом.
– Господи, Джэми! – встречает его мать. – Где же ты всю ночь пропадал? Что они с тобою сделали?
– Да ничего такого, матушка. Глядите-ка, вон какое счастье мне выпало. Вон какую красавицу молодую привёл, помощницей вам станет!
– Боже, спаси нас и сохрани! – вскричала мать и от изумления не знает, что и сказать сыну.
Поведал ей Джэми про своё путешествие, сказав под конец:
– Ведь вы бы и сами не похвалили меня, если б я этакую красавицу ни за что ни про что всяким эльфам отдал!
– Ах, Джэми, так ведь она же леди! Может ли такая есть нашу грубую пищу и жить в нищете? Тебя спрашиваю, дурень ты этакий!
– Знаете, матушка, уж лучше ей здесь быть, чем у них, – говорит Джэми, указывая в сторону замка.
Юная леди, немая и глухая, видно, озябла в тонкой своей рубашечке и подошла поближе к очагу, растопленному бедняцким торфом.
– Бедняжка, а какая миленькая да прехорошенькая! Ишь ты, даже эльфы в неё влюбились! – приговаривала старушка, с жалостью и восхищением разглядывая гостью. – Надо бы сперва одеть её во что-нибудь. Ах, Боже правый, где ж мне найти платье для такой знатной особы.
Пошла старушка к себе в уголок, вынула из комода своё воскресное платье из грубой коричневой ткани; потом достала из ящика пару белых чулок, длинную белоснежную рубашку из тонкого полотна да чепец – то, что хранила себе «на смерть».
Бедная девушка покорно дала себя одеть, потом присела на скамеечку в уголок у очага и закрыла лицо руками.
– Как же нам, бедным, да обиходить такую-то знатную леди! – воскликнула старая женщина.
– Я буду работать и прокормлю вас обеих, матушка, – отвечал Джэми Фрил.
И он сдержал своё слово. Долго юная леди убивалась, долго текли по её щекам слёзы, а между тем старушка всё хлопотала вокруг очага, а Джэми плёл сети для ловли лосося – он специально выучился этому ремеслу, чтобы гостья их ни в чём не нуждалась.
А девушка она оказалась славная, всё улыбнуться старалась, как взглянет на неё мать или сын. Вот мало-помалу привыкла она к укладу их жизни – вскоре научилась и свиней кормить, и картошку толочь на корм птице, и из грубой синей шерсти носки вязать.
Минул год, снова пришёл канун Дня Всех Святых.
– Матушка,– говорит Джэми, снимая с крючка свою шапку, – пойду-ка я в старый замок, попытаю счастья.
– Ты что, сдурел, Джэми? – в страхе кричит мать. – Уж на этот раз они непременно прибьют тебя за то, что проделал с ними.
Успокоил Джэми матушку да и пошёл себе.
Только дошёл до старого яблоневого сада, видит впереди ярко освещённые окна замка и слышит громкие голоса. Присел он под окном и стал слушать, о чём говорят маленькие человечки.
– Худую шутку сыграл с нами Джэми Фрил вот в такую же ночь год назад, украл у нас юную красавицу леди!
– Не печальтесь,– говорит тот самый маленький,– он мною за то наказан. Вот сидит она, точно истукан, у его очага. Только ему невдомёк, что три капли из бокала, который я в руке держу, могут ей вновь вернуть и слух, и речь!
Сердце у Джэми чуть не выскочило из груди, когда он быстрее молнии влетел в зал. И снова со всех сторон понеслись к нему приветливые голоса:
– Вот и он, Джэми Фрил! Милости просим, милости просим, Джэми!
Едва голоса стихли, подходит к нему тот, маленький, и говорит:
– А ну, Джэми, выпей за наше здоровье вот из этого бокала, что я держу!
Тут Джэми – хвать у него бокал и мигом к двери. Сам не помнил, как добежал до дома, ввалился – отдышаться не может, прямо рухнул на камень у очага.
– Видно, на сей раз порядком тебе досталось, бедный сынок! – испугалась мать.
– Вот уж нет, нынче мне повезло как никогда! – говорит Джэми и даёт юной леди глотнуть три капли из бокала, что ещё чудом остались на дне после его бешеной гонки через картофельное поле.
И девушка заговорила, и первыми её словами были слова благодарности Джэми.
А потом юная леди взяла бумагу, перо и чернила и написала письмо своему батюшке, рассказала обо всём, что с нею приключилось.
Недели проходят, только нету ответа. Снова и снова пишет она отцу, и снова никакого ответа.
Наконец говорит юная леди:
– Отправимся, Джэми, вместе в Дублин, мне надо своего отца разыскать.
– Но, чтоб нанять лошадей и повозку, денег у меня нет, – отвечает ей Джэми. – А пешком до Дублина разве дойдёшь?
Только так настойчиво она его просила, что отправился вместе с нею Джэми в долгий путь пешком до Дублина. И уж этот путь вовсе не был так лёгок, как тот, что проделал Джэми с эльфами. Всё же дошли наконец до Дублина, позвонили в колокольчик у двери дома на Стил Грин.
Открывает дверь слуга, и девушка велит ему:
– Передай отцу, что пришла его дочь!
– Но, дитя моё, у почтенного человека, что живёт в этом доме, нет дочери, – отвечает слуга. – Была у него дочь, да, верно, год назад померла.
– Неужто ты не узнаёшь меня, Салливан?
– Нет, бедная девушка, не признаю!
– Позволь мне увидеть твоего хозяина! Мне бы лишь глазком взглянуть на него.
– Что ж, если только взглянуть, пожалуй, пойду скажу.
Выходит на крыльцо отец юной леди.
– Милый батюшка, – говорит ему девица, – узнаёте ли вы меня?
– Как смеешь ты называть меня батюшкой? – гневно воскликнул старый джентльмен.– Ты самозванка! Нет у меня никакой дочери. Моя дочь мертва и лежит в могиле, – уже без гнева, в печали произнёс старый джентльмен. И добавил: – Уходи!
Погодите, милый батюшка, взгляните на кольцо, что на моём пальце! На нём имя ваше и моё!
– Да, верно, это кольцо моей дочери. Но неизвестно, как оно попало к тебе. Боюсь, нечестным путём ты им завладела.
– Так позовите же матушку, уж она-то, верно, узнает меня! – умоляла бедная девушка, по лицу которой потоком струились слёзы.
– Несчастная моя жёнушка уж стала забывать своё горе. Теперь она редко вспоминает о дочери. Как могу я вновь причинить ей боль, напомнив об утрате?
Однако юная леди всё молила и молила, и вот наконец послали за матерью.
– Матушка! – завидев её, сказала девушка. – Посмотрите хорошенько, не узнаёте ли вы дочь свою?
– Нет у меня дочери. Она умерла и погребена уж давным-давно.
– Так взгляни же на меня! И вы узнаете свою дочь!
Старая леди покачала головой.
– Ах, вы оба забыли меня! – заплакала бедняжка.
Тут настал черёд Джэми вмешаться, и он рассказал про своё ночное путешествие с эльфами, про то, как те выкрали юную леди, как бросили на постель взамен неё палку, как жили они втроём с матушкой в своём Фаннете, про последний канун Дня Всех Святых и про три капли, которые развеяли чары.
Только умолк Джэми, заговорила юная леди, и она рассказала, как были добры к ней и мать, и сын.
Родители не знали, куда Джэми и усадить. Оказали они ему большой почёт, а когда настала пора Джэми возвращаться обратно в Фаннет, родители не могли подыскать слов, чтобы выразить напоследок ему свою благодарность.
Только вот незадача. Не отпускает их дочь от себя Джэми.
– Куда, – говорит, – Джэми, туда и я. Он спас меня от эльфов, он трудился, чтобы прокормить меня. Если бы не он, вы бы, милые батюшка и матушка, никогда бы меня так и не увидели. И теперь без него мне жизни нет.
Видя такую её решимость, предложил старый джентльмен Джэми стать его зятем. Послали в Фаннет повозку, запряжённую четвёркой лошадей, привезли оттуда матушку Джэми и сыграли весёлую свадебку.
И вот все они стали жить-поживать в богатом доме в Дублине, а Джэми после смерти своего тестя получил в наследство всё его огромное богатство.